Жизнь до расстрела: судьба Романовых после того, как Николай II отрекся от престола

Не исключено, это последний из династии Романовых мечтал лишь о том, чтобы жить так, будто он не управляет огромной страной. В истории осталось немало свидетельств того, что у Николая Александровича был слишком мягкий нрав для того, чтобы держать в железном кулаке целую империю. Чего не скажешь о его супруге Александре Федоровне. Царственная особа обладала горячим темпераментом и властолюбием. Конечно, страной руководил Николай, но в их браке, безусловно, главенствовала она.

Какой была последняя русская императрица

В браке последние из династии Романовых прожили практически четверть века. Через месяц после свадебного торжества Николай вдохновенно писал о том, что с каждым днем все сильнее влюбляется в свою супругу.

В Александре Федоровне сочетались качества, которые сложно было представить в одном человеке. Тем не менее, современники характеризовали ее именно так. Императрица была алчной и не отличалась щедростью, хотя при этом ей нельзя было отказать в смирении и религиозности. Кроме того, у Александры Федоровны было немало дарований. Она с удовольствием рукодельничала, писала картины, а в период войны с армией Наполеона даже работала в военном госпитале в качестве санитарки — и обучила оказанию первой помощи наследниц.

Сохранились письма от дочерей Николая к отцу, из которых можно сделать вывод, что воспитание княжон не было чопорным. Они без труда могли упомянуть в посланиях о том, что у них «желудок трещит» или использовать просторечные выражения. Татьяна в посланиях к Николаю называла себя «Твой верный Тебе Вознесенец», Ольга — «Твой верный Елисаветградец». Оригинальнее всего была Анастасия, которая использовала такие обороты, как «любящая Тебя Твоя дочь Настася. Швыбзик. АНРПЗСГ Артишоки».

Детство и юность немки по происхождению Александры Федоровны прошли в Британии. Александре в письмах удобнее всего было использовать английский язык, хотя и на русском языке она изъяснялась прекрасно. Легкий немецкий акцент только добавлял ей шарма. Как и ее супруг, она с искренней любовью относилась к России.

Анна Вырубова, которая служила фрейлиной Александры и была с ней ближе остальных, сообщала, что Николай намеревался умолять недругов об одном: дать ему возможность жить в родной стране в качестве обыкновенных крестьян. Не исключено, что представители последней династии Романовых и впрямь могли бы зарабатывать себе на жизнь самостоятельно. Но пришедшие к власти большевики не позволили этому случиться. Царь стал арестантом, как и остальные члены венценосной семьи.

Последние дни Романовых. Царское Село

В самый трудный период Романовы держались вместе.

«Солнышко благословляет, молится, держится своей верой и ради своего мученика. Она ни во что не вмешивается (…). Теперь она только мать при больных детях…» — такие строки можно найти в письме Александры Федоровны супругу, которое было отправлено в первые дни марта 1917 года. В этот момент она уже лишилась статуса императрицы.

Ее муж подписал отречение. В эти дни Николай Второй пребывал в Ставке в Могилеве, после чего отправился в Царское Село, где находилась его семья. Там царила эпидемия кори. Александра Федоровна выхаживала детей и вела дневник. Каждая запись начиналась того, что она рассказывала о погоде за окном и изменениях в самочувствии детей. Для бывшей императрицы всегда и во всем был важен порядок. Она следила за очередностью писем, отмечая номер каждого, чтобы ни одно не затерялось. Наследника Романовы между собой называли baby, а друг друга — Аликс и Ники. Если прочитать их письма, вызовет удивление, что они прожили вместе 24 года. Создавалось ощущение, что это переписка молодых возлюбленных, которые только начинают свой совместный путь и сходят с ума от страсти.

Руководитель Временного правительства Александр Керенский высоко оценивал человеческие качества Александры Федоровны. Он отмечал, что она отличается умом и привлекательностью. Несмотря на то, что обстоятельства были к ней немилосердны, и бывшая императрица не скрывала раздражения на этот счет, она отличалась сильной волей.

«Любимый, душа души моей, мой крошка, — ах, как мое сердце обливается кровью за тебя!», — писала Александра мужу 3 марта 1917 года

«Спасибо, душка. Наконец, получил твою телеграмму этой ночью. Отчаянье проходит. Благослови вас всех Господь. Нежно люблю», — телеграфировал ей Николай в ответ в этот же день.

7 марта Временное правительство новообразованной страны Советов приняло решение поместить членов императорской семьи в изоляцию. Их ближайшее окружение и слуги, которые жили во дворце, должны были сами определиться, что им делать дальше — бежать или оставаться при свергнутых правителях.

9 марта Николай отправился в Царское Село. В первый раз его привечали не как правителя. Согласно воспоминаниям камердинера Алексея Волкова, военнослужащий, который дежурил у ворот, небрежно приказал впустить бывшего государя. Когда тот шел по холлу, никто не встал и не произнес ни единого приветствия. Тогда Николай сам поздоровался с офицерами, и лишь тогда те отрапортовали ему.

Многие очевидцы тех исторических событий утверждают, что Николая ничуть не огорчала потеря власти. Такие же выводы можно сделать и читая мемуары самого Николая. Он часто упоминал, что мысль о близости жены и детей служит для него утешением даже в самые черные дни. Вышеупомянутая фрейлина и подруга императрицы Анна Вырубова до последнего хранила верность семье императора. Однако весной 1917 года ее забрали под арест и сослали. Согласно воспоминаниям Вырубовой, охранники вели себя грубо по отношению к бывшему Верховному главнокомандующему. Они могли грубо окликнуть его и не гнушались демонстрировать свое превосходство. Однако, по словам бывшей фрейлины, Николай к самоутверждению солдат был безучастен.

Ужесточение мер

Бытность в Царском Селе Николая и его супруги нельзя назвать легкой. Там устроили огород, где пришлось трудиться всем членам венценосной семьи. Однако нужно отметить, что им оказывали помощь не только приближенные и слуги дворца, но и несколько военных из караула.

27 марта руководитель Временного правительства Александр Керенский разделил бывших императора и императрицу по разным спальням. Теперь они могли встречаться только за обеденным столом и беседовать лишь на русском языке. Примечательно, что Керенский не испытывал доверия к Александре даже больше, чем к Николаю.

У сына Романовых — Алексея — диагностировали гемофилию. У мальчика были проблемы со свертываемостью крови, что оказывало серьезное влияние на гибкость суставов. Порой он не мог самостоятельно передвигаться или двигать конечностями.

Новоявленное правительство стремительно меняющейся страны расследовало действия приближенных царской четы. Супруги тоже постоянно вызывались на допросы, на них оказывалось колоссальное давление.

Воспитатель Алексея Пьер Жильяр, которого прозвали в народе Жилик, рассказывал, что Александра очень негодовала в связи с тем, как обращаются с бывшим государем. Она неоднократно заявляла, что ее муж пожертвовал собой, чтобы спасти население страны от кровопролитной Гражданской войны. Бывшая правительница считала поведение большевиков низким и мелочным. Однако в ее дневниковых записях информации об почти не нашлось. Есть только одна довольно лаконичная запись: «Николаю и мне разрешено встречаться только во время еды, но не спать вместе».

Впрочем, эти ограничения действовали около месяца, в середине апреля они уже пили чай в опочивальне Александры и ночевали вдвоем.

Впрочем, охранники установили немало других унизительных мер в быту бывшего правителя. Например, дворец перестали должным образом отапливать, в связи с чем многие слуги заболели. Прогулки дозволялись, но под строгим надзором. Соглядатаи постоянно собирались у забора, глядя на царскую чету, словно на животных в зоопарке.

Согласно воспоминаниям графа Павла Бенкендорфа, при появлении княжон или бывших государей стражники начинали вовсю глумиться и громко хохотать. Подтверждают эти обстоятельства и воспоминания следователя Николая Соколова. Он приводит в докладе случай о том, как в руках наследника заметили игрушечное ружье. Маленькую винтовку смастерили специально для сына императора на русском оружейном заводе. Разумеется, оно не могло представлять никакой угрозы, для него даже не было придумано пуль. Но караул оценил ситуацию иначе и отобрал игрушку у ребенка. Тот долго плакал по этому поводу.

Впрочем, Романовы изо всех сил пытались довольствоваться тем немногим, что имеют. В апреле они рубили дрова для огорода, читали книги из царской библиотеки, обучали 13-летнего Алексея. Поскольку учителей у них больше не было, Николай самостоятельно давал сыну уроки истории и географии, а мать читала ему Библию. Кроме того, у них в доступе были велосипеды, самокаты и байдарка, на которой они плавали по водоему.

В середине лета Керенский сообщил Романовым, что обстановка в Петербурге накаляется. В связи с этим их отправляют в Крым. Однако юга Романовы так и не увидели — вместо этого их отправили в суровую Сибирь. В конце лета 1917 года царская чета с детьми оказалась в Тобольске. Вместе с ними в ссылку согласилось отправиться несколько слуг.  

Романовы в Тобольске

Бытность в Тобольске венценосная семья восприняла как самый спокойный период того времени. Семья обосновалась в бывшем доме губернатора. Александра Федоровна состояла в переписке с многократно упоминаемой Анной Вырубовой. Она рассказывала ей, что они живут тихо и мирно, стараясь не реагировать на ужасы, о которых читают в газетах.

Вскоре Романовы столкнулись с притеснениями. Помощник комиссара Александр Никольский снял всех заключенных и сделал их паспорта. Необходимость в этом явно отсутствовала, поскольку охранникам все представители царской семьи и их служащие были известны лично. Однако Никольский был непреклонен. Он мстительно заявлял, что их тоже частенько заставляли фотографироваться, а сейчас настало их время.

Лишенные власти монархи встречались с огромным количеством необоснованных издевательств и ненависти. В холодное время года для детей сделали горку для катаний на санях — это был единственный способ досуга в Тобольске. Но охранники разрушили ее: их насторожило, что заключенные могли залезать на нее и выглядывать через оградку.

Николай и Александра имели право переписываться с оставшимися своими соратниками, но все письма читали приспешники Временного правительства. Александра часто отправляла послания Вырубовой, которая и сама частенько бывала под арестом. Они слали друг другу бандероли, где были шарфы, шали, духи, одежда и провизия. Александра всячески старалась помогать приятельнице, отправляя крупы, мясо, кофе, невзирая на пост. В письмах почти не было стенаний и жалоб, только на суровые русские зимы.

«Все мне так легко: и быть без воздуха, и часто почти не сплю, тело мне не мешает, сердце лучше, так как я очень спокойно живу и без движения, была страшно худа, теперь менее заметно, хотя платья как мешки и без корсета еще более худая. Волосы тоже быстро седеют. (…) Мирно на душе, хотя страдаешь сильно — за родину и за тебя; знаешь, что в конце концов все к лучшему, но ничего больше решительно не понимаешь — все с ума сошли», — цитата из послания Александры Анне Вырубовой.

В ссылке Александра и Николай оставались верны своим привычкам. Они встретили рождественские праздники со свечами, украшенной елью и подарками. Александра отмечала, что в Сибири хвойные деревья другие. Вот цитата из ее письма — «пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течет все время смола». Оставшаяся прислуга тоже обзавелась рождественскими подарками, им вручили жилеты из шерсти, самолично связанные бывшей императрицей.

Вечерами монарх читал, Александра шила, а девочки порой разучивали гаммы на фортепиано. В то время Александра писала в дневниках исключительно о своих бытовых делах. Она упоминала, что много рисует, общается с врачом по поводу падающего зрения, вяжет сидя на балконе. Часто императрица упоминала, какая погода царила в тот или иной день, и что она надевала в связи с этим.  

Быт интересовал супружескую чету больше, чем политические реалии. Лишь Брестский мир стал для них настоящим шоком. По словам Александры в одном из сохранившихся писем, Россия обрекла себя на унизительную позицию быть под игом немцев, что хуже татарского ига. Она много рассуждала в своих посланиях о русских людях, нивелируя острые темы, связанные с политикой.

«Странность в русском характере — человек скоро делается гадким, плохим, жестоким, безрассудным, но и одинаково быстро он может стать другим; это называется — бесхарактерность. В сущности — большие, темные дети», — писала Александра своей постоянной собеседнице Вырубовой.

Николай уделял физическому труду больше времени, чем мыслям о судьбе многострадальной державы. Он готовил на зиму дрова, трудился в саду, расчищал снег. В екатеринбургской ссылке царь уже был лишен таких возможностей.

В конце зимы состоялся переход на новую систему летоисчисления, которую Александра охарактеризовала как «большевистский стиль». «Сегодня уже выходит 14 февраля. Недоразумениям и путаницам не будет конца!» — как-то размышлял в одном из писем Николай.

В конце февраля большевики заявили, что не имеют денег для содержания Романовых. Им выделили отапливаемое и освещаемое жилье и сухой паек. Каждому полагалось 600 рублей в месяц. Всех слуг пришлось распустить, поскольку верность их могла довести до голодной смерти. Жильяр остался с Романовыми. Со столов заключенных пропали масло, сахар и кофе. Впрочем, некоторые сердобольные жители кормили их. Это вызывало умиление у правителя.

«В последние дни мы начали получать масло, кофе, печение к чаю и варения от разных добрых людей, узнавших о сокращении у нас расходов на продовольствие. Так трогательно!», — писал Николай в своем дневнике.

Жизнь в Тобольске действительно была на редкость комфортной в сравнении с тем, с чем столкнулись дальше. Невзирая даже на краснуху, которой болели дети. Весной 1918 года их отправили на Урал. В мае Романовых поселили в Доме Ипатьева, который именовали «домом особого назначения». Именно там они провели последние месяцы своей жизни.

78 дней до расстрела

Екатеринбургский Дом Ипатьва, в который поместили Романовых, создавался в конце 1880-х годов. Впоследствии его приобрел инженер Николай Ипатьев. В 1918 году его присвоили большевики. После того, как царскую семью казнили, владелец мог вернуться туда, однако он предпочел не делать этого, а впоследствии покинул Советский Союз и уехал в другую страну.

Вместе с Романовыми в Екатеринбург отправились их слуги. Кого-то из них убили сразу, кого-то заключили под сражу, но впоследствии тоже лишили жизни. Впрочем, были и те, кому удалось уцелеть. Именно благодаря им до современников дошли истории о том, что творилось в Ипатьевском доме. Вместе с четой Романовых и их детьми поселились четверо: врач Боткин, придворный Трупп, служанка Нюта Демидова и повар Леня Седнев. Он окажется единственным из арестантов, кому удастся избежать верной смерти: в день перед расстрелом поваренка заберут.

В дневниках Николая можно найти записи о том, как они устроились в уральском городе. Он писал, что дом им достался добротный и чистый с четырьмя просторными комнатами. Помимо спален, большого зала и уборной есть столовая с окнами в сад и с видом на город.

К царской семье приставили коменданта в лице Александра Авдеева, впоследствии на его место пришел Яков Юровский. Авдеева современники описывали как настоящего большевика. Ему вручили соответствующую инструкцию, согласно которой «комендант должен иметь в виду, что Николай Романов и его семья являются советскими арестантами, поэтому в месте его содержания устанавливается соответствующий режим».

При этом комендант должен был вести себя вежливо и внимательно. Однако во время первого досмотра у Александры грубо отобрали женскую сумочку, которую она отказывалась демонстрировать. «До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми», — обратил внимание Николай. Но ему напомнили, что они находятся под следствием и являются арестантами. Приближенные правителя настаивали, чтобы к членам семьи обращались по имени-отчеству вместо «Ваше Величество» или «Ваше Высочество». Александра расстраивалась из-за этого.

В Екатеринбурге их жизнь все более походила на тюремный режим с соответствующим распорядком. Они просыпались в 9 утра, затем завтракали. Каждый прием пищи проводился в соответствующее время — в 13:00, 16:00, 19:00 и 21:00. Несмотря на то, что члены царской семьи согласно регламенту имели право гулять два часа, на деле им дозволялось выходить на улицу только на один час.

Заключенным нельзя было заниматься физическим трудом. Николай хотел заниматься в саду, но ему не разрешали. Поскольку члены царской семьи последнее время только и делали, что развлекали себя копанием в земле, им такой запрет дался непросто. Сначала заключенные даже не имели права сами греть себе воду. В конце весны они смогли приобрести самовар, что позволило им не зависеть от охранников.

Спустя некоторое время их окна замазали побелкой, чтобы жители дома не могли видеть улицу. С окнами было тяжело: их не дозволялось открывать. Хотя совершить побег при карауле семье едва ли удалось бы. Кроме того, вокруг стен дома, которые выходили на улицу, была массивная тесовая ограда. Она закрывала окна дома. При этом летом было очень душно.

В дневнике Николай писал следующее: «Сегодня во время чая вошло 6 человек, вероятно — областного совета, посмотреть, какие окна открыть? Разрешение этого вопроса длится около двух недель! Часто приходили разные субъекты и молча при нас оглядывали окна».

Лишь в конце июля разрешили распахнуть одно из окон, что стало огромным счастьем для Романовых. Теперь заключенные могли вдыхать свежий воздух. Однако им не разрешалось сидеть на подоконниках.

Постелей в доме было недостаточно, сестры расположились на полу. Обед проходил как с прислугой, так и с членами караула. Они вели себя по-хамски, беспардонно лезли ложками в суп и изрекали пошлые фраз, вроде: «Вас все-таки еще ниче кормят».

Чаще всего заключенные ели макароны, картофель, свекольный салат, пили компот. Сложности возникали с мясной пищей.

«Привезли мясо на шесть дней, но так мало, что этого хватит только на суп», «Харитонов приготовил макаронный пирог… потому что совсем не принесли мяса», — пишет бывшая императрица в дневнике.

Часто в дневниках Александра упоминала и о бытовых проблемах. Например, ей приходилось принимать ванну сидя, поскольку кипяченную воду дозволялось приносить только из кухни. По ее заметкам можно проследить, как изо дня в день бывшая царица, которая когда-то управляла огромной державой, уделяет особое внимание бытовым мелочам. Она получает большое удовольствие, просто выпив чашку ароматного кофе или получил молоко, сливки и яйца от сердобольных монахинь.

Провиант, действительно, поступал в Дом Ипатьева из женского Ново-Тихвинского монастыря. Однажды большевики решили устроить для Романов провокацию: отправили в одной из посылок письмо от белогвардейца, который готов был помочь Романовым совершить побег. Те отправили ответ в пробке, вкрученной в бутылку: «Мы не хотим и не можем БЕЖАТЬ. Мы только можем быть похищены силой». Потом Романовы спали в одежде, надеясь, что спасатели придут за ними. Надо ли говорить, что никто так и не пришел.

Расстрел

Последним комендантом царской семьи оказался Яков Юровский. Сначала он произвел положительное впечатление на семью, но затем стал притеснять их. Юровский отмечал, что теперь им придется жить не по-царски, а по-арестантски. После этого он практически исключил из рациона Романовых мясо.

Гораздо более скупыми стали и передачи из монастыря. Теперь они могли употреблять в пищу только сыр и молоко, сливки были под запретом. Кроме того, им больше не дозволялось мыться в ванной — это объяснялось экономией воды. Он забрал у членов семьи украшения. Николай попросил оставить Леше часы, поскольку иначе мальчик будет скучать. Также на Александре остался браслет из золота — она носила его несколько десятков лет, и расстегнуть его можно было только при помощи специальных инструментов.

Ежедневно в 10 утра комендант проводил обыск. Императрица была от этого не в восторге. Ей не нравилось вставать в столь ранний час. Однако Юровский был непреклонен.

Александре, по всей видимости, с самого начала было труднее всего. Согласно воспоминаниям Юровского, на прогулки она всегда выходила при полной параде, наряжалась в шляпку. В отличие от других членов семьи, Александра Федоровна во время каждого променада продолжала держать лицо и сохранять вокруг себя ощущение значительности. Но ее семья подобным себя не утруждала. Девушки одевались весьма небрежно, Николай носил ветхие сапоги (несмотря на то, что у него, по словам Юровского, было полно нормальных). Стригла его жена. Даже вышивка, за которой проводила дни Александра, было увлечением дамы благородного происхождения: она плела кружева. Дочери же занимались стиркой и штопкой вместе со своей служанкой Нютой Демидовой.

Конечно, никто из Романовых не задумывался о будущем. Они просто жили, словно впереди их ждет много лет. Дети занимались учебой, Николай — чтением. В последние дни своей жизни он пристрастился к произведениям Салтыкова-Щедрина. Дочери увлеклись готовкой, в частности, выпечкой. Их кондитерские шедевры отцу пришлись по душе. Алексей, если его самочувствие было в порядке, мастерил из проволоки игрушки. Комендант разрешал ему есть лучшую пищу, чем другим. 16 июля в дневнике Александры есть заметка о том, что для мальчика принесли яйца. В этот день ярко светило солнце. Перед сном супружеская чета проводила время за игрой в карты.

За несколько часов до…

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года царскую семью резко разбудили. Им сообщили, что отправят их в другое место, поскольку в городе начались волнения. На протяжении сорока минут Романовы собирались, после чего их проводили в подвал. Лешу Николай нес на руках. Александра возмутилась, что в подвале нет стульев, и ей его принесли. После этого комендант Юровский провозгласил, что всех арестантов расстреляют. Николай смог только произнести: «Что?».

Вместе с Романовыми к расстрелу приговорили врача Евгения Боткина, повара Ваню Харитонова, служанку Нюту Демидову и камердинера Алексея Труппа.

Спустя неделю после казни Екатеринбург захватила Белая армия. Они провели расследование преступления, допросили очевидцев. Детали случившегося сохранились до наших дней благодаря докладу следователя Николая Соколова.

«Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал, как они говорили, царь, за ним наследник», — указано в данном докладе.

Яков Юровский ушел из жизни в 1938 году в возрасте 60-и лет. На сборах большевиков он нередко делился подробностями казни Романовых. Поваренок Леня Седнев, по противоречивым сведениям, был или убит, или погиб во время военных действий под Москвой.

Ипатьевский дом демонтировали в конце 70-х. В начале нулевых на его месте появился Храм на Крови. На его фасадах можно прочитать отрывки из Псалтыри. Вот один из них:

«Праведник яко финикс процветет».